Необходимые, с моей точки зрения, комментарии:

1) Я НИКОГДА не участвовала в подобном, и участвовать не собираюсь.
2) Предпосылками к созданию текста послужили многочисленные статьи в газетах и репортажи криминальной хроники на телевидении на данную тему. Я просто проследила один из возможных развития событий. Жизнь, если таковое где-то действительно произойдет, может оказаться куда страшнее…
от автора

Как оказалось - это история почти из жизни. Достаточно набрать в поисковике: "убийства бомжей", и вы в этом убидитесь...
bl-lit

* * *

Мальчишка задыхался. Сердце рвалось из груди, и кровь бешено колотилась в висках. Но нужно было бежать. Иначе…

            Они не отставали. Четверо преследователей грамотно загоняли его в ловушку. Как волки, знающие, что раненое животное уже обречено.

Волки - санитары леса: так говорят люди…

Четверо молодых парней, преследующих мальчишку, тоже считали себя волками.

Санитарами общества. Чистильщиками. «Смерть бомжам!» – такой девиз можно было бы начертать на их родовых гербах, будь они рыцарями. Очистить общество от грязи – чем не благородная цель? Слишком уж много развелось на улицах родного города этих ходячих источников болезней, насекомых и непереносимой вони.

Кто-то убивал стариков, а они выбрали своей целью детей – будущее отверженной касты бродяг, опустившихся на самое дно жизни алкоголиков и прочих отбросов нового общества.

Поить бродяжек палёной водкой или кормить бутербродами с отравой было бы слишком гуманно. А «падаль» (так они называли свою добычу) должна бояться.

До полной невменяемости. До обмоченных и обгаженных лохмотьев. Бояться и каждую минуту ждать их  – золотарей улиц.

            И правда, среди бомжей довольно скоро распространился слух, что их начали методично уничтожать. Уже не казались такими страшными менты: эти только посадить в «обезьянник» могут или, максимум, избить.

А то, что находили после расправ, превосходило по жестокости всё.

Обезображенные трупы, в которых уже не угадывалось ничего человеческого, смесь тряпок, перемолотых костей, мяса и мозга, обильно приправленная кровью.

От такого зрелища падали в обморок молодые судмедэксперты. Милиция безуспешно искала убийц, но, надо сказать, не прикладывала к поискам особых усилий. Оно и понятно: то криминального авторитета взорвали, то известного журналиста пристрелили возле дома, то крупного бизнесмена. И народные избранники в стороне не остались. Какие уж тут «лица без определенного места жительства»?

            Знал об убийствах и мальчишка, убегающий от преследователей.

Мальчишке хотелось жить. Отчаянно, до дрожи.

Он петлял по закоулкам, дворам и островкам гаражей, пытаясь сбить погоню со следа, затеряться в лабиринтах трущоб. Но, преследователи не хуже него знали район. Мальчик отчётливо понимал, куда его гонят. В заброшенную парковую зону, давно превратившуюся в своеобразный «лес в городской черте». 

А в ней – старый овраг.

Там даже собачники не гуляют. Слишком дурной славой он пользуется. И не свернуть никуда - попытки отклониться от заданного загонщиками маршрута тут же пресекаются. И остаётся одно – бежать вперед, в расставленные сети…

 Не зря преследователи, давя в себе омерзение, не один месяц наведывались в  трущобы, изучая их. Примерные ученики и студенты, гордость семей, надежда спортивной школы, они излазили весь район вдоль и поперек, запоминая расположение хибар, тропинок, гор мусора, громоздившихся там и тут погребальными курганами благ цивилизации.

Не менее хорошо изучили они и парк.

Теперь каждого из них можно было разбудить среди ночи, и он нарисовал бы подробный план района охоты.

            Мальчик бежал уже не на втором, а, пожалуй, на десятом дыхании. Глаза почти ничего не видели, слепой инстинкт самосохранения бросал все силы на то, чтобы ноги могли двигаться. Он проклинал себя за фатальную ошибку: когда заметил опасность, надо было спасаться не в пустом, хоть и знакомом районе, а там, где больше людей!

Но кто же мог знать, что с виду приличные домашние подростки могут так хорошо знать трущобы?

* * *

            Он просто собирал бутылки. А что остается делать, если у тебя пятеро братьев и сестёр, а  твоя мать – алкоголичка?

Каждый день – бесконечные пьянки и бесконтрольные совокупления с собутыльниками. Сейчас она снова ходила с пузом. Все деньги, которые перепадали семье от государства, тратились на дешевую водку.

Мальчик давно понял, что матери плевать на него и младших. Она даже путала имена собственных детей. Социальные работники давно махнули на них рукой. Никому не было дела. Никто не хотел тащиться в трущобы.

Хотя нет, одна женщина все же изредка наведывалась к ним. Она приносила что-нибудь из еды, одежды и недорогих лекарств, пыталась наставить мать, женщину, в общем-то, еще не старую, на путь истинный, пугая тем, что если та не прекратит вести такой образ жизни, ее лишат родительских прав, а детей отправят в детский дом.

Но куда уж там - мать вела себя по-прежнему и  дальше слов дело так и не заходило. Чтобы не умереть от голода, мальчик был вынужден сам как-то зарабатывать на пропитание для себя и младших.

Днем он был на уроках. Он не бросил школу, в которую его устроила женщина из социальной службы, старался учиться, чтобы потом можно было пойти в ПТУ и получить хоть какую-то профессию, мало-мальски обеспечивающую жизнь, а там, чем черт не шутит, может и поступить в институт.

А после уроков помогал торговцам на базаре, и конечно, как и многие, промышлял сбором стеклотары.

Вечером, незаметно, чтобы не отобрали на закусь, покормив сестер и братьев, мальчик делал в уголке комнаты уроки, стараясь не отвлекаться на пьяные голоса. Если начинал плакать кто-то из младших детей, он шел к ним.

Сестренка, которая тоже пошла в этом году в школу (опять-таки, усилиями все той же доброй женщины) сидела рядом с ним и постигала начала грамоты. Одноклассники презирали и сторонились его, а учителя считали своей победой то, что он хотел учиться и учился.

Был конечно для него и другой, самый обычный путь: примкнуть к какой-нибудь компании малолетних бродяжек, нюхать клей, выпрашивать у прохожих деньги на водку… Но он не хотел. Он решил, что непременно попытается вырваться из болота, в котором живет по вине матери, зачавшей его от одного из своих собутыльников.

Мальчик не знал своего отца, да и ни интересовался этим вопросом. К счастью, на него и сестру не легло клеймо детей алкоголиков. А вот остальным детям не повезло.

В чертах их лиц, да и в поведении все сильнее проступали признаки олигофрении.

Но они все равно оставались для мальчика любимыми и родными братишками и сестренками.

* * *

Давящее ощущение взгляда в спину резануло неожиданно и сильно.

Он обернулся и увидел четверку парней. Парни с каким-то странным, пугающим интересом, наблюдали за ним. Сначала он не придал этому значения, а потом, чувствуя на себе их злые взгляды, решил уйти от греха подальше.

Парни шли следом.

Мальчик прибавил шагу, двигаясь в район трущоб, где, по его мнению, можно было спрятаться. Преследователи не отставали. Он побежал.

Так началась охота за разумной дичью…

* * *

            Рано или поздно это должно было случиться. Он не заметил глубокую выбоину на дороге. Пролетев кувырком пару метров, мальчишка уже не смог встать и бежать дальше.
Нога была вывихнута.

Пара секунд – и четверо стоят рядом.

- Ну, падаль, понял, что от нас не убежишь? – спросил старший, юноша лет 19, внешне похожий на "истинного арийца".

Остальные оскалились.

- Говори, понял или нет? – и несильный еще удар тяжелым ботинком по ребрам.

- Понял, – пролепетал мальчишка. Хотелось кричать, но животный страх сдавил горло.

- Так, оттащим-ка его с дороги, – распорядился старший. – А то торчим тут на виду.

- Ты что? К нему притрагиваться-то не хочется. Еще неизвестно, чем от него заразиться можно, – заныл младший парнишка. – Лучше пни его посильнее, он сам в канаву свалится.

- Если я пну его сильнее, он сразу же копыта откинет. А это в наши планы не входит.

«В наши планы не входит»… Значит, может не убьют? Пусть изобьют или даже изнасилуют, но вдруг оставят в живых? Душе нужно было за что-то уцепиться…

- Ты, мразь, а ну с дороги! Готовься к тому, что мы с тобой маленько поразвлечемся. И лучше бы тебе слушаться.

Мальчик неуклюже подполз к краю дороги и перевалился в придорожную канаву. Адски болела нога, но он старался не замечать боли. Подростки спрыгнули следом.

Один из них, с тонким лицом юного интеллигента, склонился над жертвой:

- Хм, какой послушный, – проговорил он. – Мне его наверно будет даже жалко.

- Да ладно, тебе всех жалко, – хохотнул четвертый, по виду, обычный ПТУшник, – А как, бля, посмотришь на тебя в деле…

- Кончай базар, – прервал старший – Граф, зачитай-ка ему приговор.

Внутри оборвалось. Если приговор – значит, все…

Почему-то вспомнилось, что сестре он обещал куклу на новый год.

- Не надо! – заорал он сквозь слёзы. – Не убивайте!

- Молчать! – сквозь зубы процедил "ариец".

- Итак, – вздохнув, произнес тот, кого назвали Графом. – Мы борцы за чистоту общества. Мы очищаем его от грязи. Ты, – кивок в сторону рыдающего мальчишки, – грязь, падаль, гниль рода человеческого. Ты недостоин жить на этой земле, дышать одним воздухом с нормальными людьми. Сегодня ты умрешь.

- Твое последнее слово?

- Пожалуйста, дяденьки, милые… не надо… не надо, – всхлипывал мальчишка – Не надо… У меня сестренки и братишки маленькие, не надо, я что хотите сделаю, никому не скажу, только не…

- Слова твои – пустые обещанья, – перебил Граф. – Ты же сразу в ментуру побежишь. Плавали, знаем.  Ты уже как минимум свидетель, а свидетели нам не нужны. Кто нас видел, тот должен умереть. А если умрёт какая-нибудь шваль – это только к лучшему. Общество станет чище. Так что, парень, ничего личного, но… - тут он обернулся к остальным.  – Приговор можно приводить в исполнение.

- Погодь, - влез ПТУшник, - дай-ка я развлекусь малек. У Лизки пятый день менструха и она мне не дает. Хуй прямо горит, так ебаться охота.

- Не советую, – усмехнулся старший – Неизвестно, какую заразу от него подцепишь. У него из вендиспансера справки нет.

- Да похуй! Резинка-то всегда при мне.

- Ладно, твое дело, Кабан… Однако, что-то ты пидореть начал…

- А в грызло за такой базар? Блядь, мальчик, девочка – какая в жопу разница, – загоготал Кабан. – Нихуя-то ты, Дольф, не понимаешь. У Лизки все уже разъёбано по самое не балуйся, а тут очко узким должно быть. Это ж самый кайф! Ну-ка, подержите его!

Мальчик попытался подняться. Не дали. Опрокинули, перевернули на живот, ногами придавили руки к земле и сдёрнули штаны. Попытался вскрикнуть. В рот засунули заранее приготовленный кляп.

- А ну раком, сука! И попробуй мне дёрнуться, – рычал Кабан, пристраиваясь сзади и подложив себе под колени заранее приготовленную, чтобы не испачкать брюки, газету. – Ща я тебе устрою удовольствие перед тем, как ты сдохнешь. Да, блядь, поднимите ему зад, а то ебать неудобно!

- Малой, ну-ка дай свой рюкзак, мы его этому ублюдку подложим.

- Шел бы ты, Дольф, я лучше бревно какое-нибудь в лесу поищу. Я ж потом этот рюкзак в руки взять не смогу.

- Да, блядь, вы, брезгливые, давайте быстрее, пока у меня хуй не взорвался к ебёной матери! – заржал Кабан натягивая на свой немалых размеров половой орган презерватив. – Ни в чем на вас положиться нельзя. А ты, падаль, и не думай сопротивляться!

Мальчика поставили на колени, прижав руки и голову к земле. Кабан устроился сзади, развел мальчишке ягодицы, смачно харкнул в раскрывшийся анус и, со словами "Ебать так ебать" резко, сразу до половины, вошел.

Тело пронзила резкая боль. Из глаз фонтаном брызнули слезы. Казалось, внутри что-то порвалось. Мальчик попытался инстинктивно дернуться вперед, но без толку: его голову и плечи сильнее прижали к земле.

- Бля, кайф! – простонал Кабан

Его орган живым поршнем ходил в прямой кишке мальчишки, доставляя одному наслаждение, а другому невероятные муки как физические, так и моральные. Мальчик только стонал и тихонечко скулил сквозь кляп.

Граф и Дольф смотрели на происходящее почти безучастно: для них мальчишка был не более чем очередной жертвой на алтаре будущего очищенного от скверны общества.

В глазах младшего плескался ужас. Только сейчас он начал понимать, как страшна и грязна миссия, в которую он ввязался. Его ощутимо подташнивало.

Когда Кабан кончил, мальчик уже плохо воспринимал реальность. Им полностью владела боль. По ногам струилась кровь.

Кабан брезгливо снял испачканный красным и коричневым презерватив, встал и натянул штаны.

- Ну что, кто следующий? У меня резинок на всех хватит. Может ты, Граф?

- Нет, такие экстремальные развлечения не для меня, – поморщился юноша.

- А ты, Дольф? Не хочешь?

- Ну тебя. Мне и девок хватает.

- А ты, Малой? Прояви-ка себя.

- Да пошел ты на хуй! – взвился младший. – Я не голубой!

- А зря… Бомжонок-то в качестве бабы вполне себе ничего.

- Ладно,  переходим к основному, – произнес Граф – Темнеет уже, а ночью по этим ебеням бродить мне как-то не очень хочется.

- А давайте-ка его по полной опустим, – ухмыльнулся Кабан. – Он заслужил.

- Куда еще-то? – ужаснулся младший.

- А посмотришь. Прикинь, я его дерьмом щас накормлю. Переверните-ка сучонка на спину.

Пинком Дольф перевернул почти бесчувственного мальчика и вытащил кляп. Мальчишка с трудом сжал челюсти.

- Сука, рот раскрой! – рыкнул Кабан.

Мальчик не реагировал.

- Блядь, я тебе русским языком сказал! – Пинок в живот.

Мальчишка инстинктивно сложился пополам и перевернулся набок.

- Куда, ублюдок?! А ну лежать!

Его снова перевернули и заставили открыть рот. Кабан снял штаны и начал опорожняться на лицо мальчишки.

- Жри, сука! Тебе только дерьмо хавать и можно, уебище! А ну, жуй, ублюдок и глотай! – Каждый окрик сопровождался ударом в живот. Мальчишка с трудом проглотил то, что попало ему в рот.

Младшего трясло. Он с удовольствием убежал бы отсюда, но тогда его судьба будет предрешена: родители и школьные приятели не знали, с кем он общается (это было непременным условием), а старшие убили бы заодно и его.

- А теперь мы ему запить дадим, – скалился Кабан – Ну-ка, дружно вытащили хуи и налили ему газировочки! А то, что же он все всухомятку жрет?

- Давай без этих твоих штучек, – недовольно сказал Граф. – Время-то идет.

- Да не, Граф, пусть он перед смертью удовольствие получит. Пусть нажрется да напьется от пуза. – Кабан от души радовался своему сегодняшнему остроумию.

Горячая струя мочи стекала по лицу мальчишки, попадала в рот, наполненный каловыми массами. Тело рвала на части боль. Сознание отказывалось воспринимать все произошедшее реальностью, подсовывая взамен лица младших сестер и братьев. Что же с ними теперь будет?..

- Так, Кабан, все, пора. Поздно уже. Пора заканчивать. – Дольфу надоело наблюдать за приятелем. – Я так на свидание опоздаю.

- Ну, ладно. Свидание – это святое. Девок ебать – не грязную работку делать, – хохотнул Кабан. – Все, мужики, кончаем его.

Кончать было уже почти некого. Вместо мальчишки перед друзьями копошился отвратительный комок боли и грязи. Но, оказывается, в нём еще сохранились остатки разума. Потому что он чуть слышно захрипел:

- … Не… на… до…

- Ну и тупой попался, - хмыкнул Кабан, снова пнув мальчишку в живот. – Так и не понял, сучонок, что пиздец ему!

- Малой, целлофан, у тебя, кажется, был? – спросил Дольф.

- Ага. А зачем?

- Ты тупой? Накроем его, чтобы ботинки кровью не заляпать. Замучаемся же потом оттирать. Да и если заметит кто – труба… Ты пленку-то в перчатках вытаскивай. Пальчики на ней нам не нужны.

Младший надел резиновые перчатки и вытащил из рюкзака кусок плотной целлофановой пленки. Разворачивая, он смотрел в лицо мальчику. Впервые ему довелось увидеть выражение такой горькой безысходности в глазах пока еще живого человека. Лицо мальчишки было заляпано калом и залито мочой Кабана. Но это было лицо живого человека, несмотря ни на что цепляющегося за жизнь даже после того, что с ним сделали.

- Да, блядь, что ты телишься? – прикрикнул Кабан – Давай быстрее! Вон Дольф на свидание опаздывает!

Словно в трансе, младший набросил пленку на мальчишку.

В последний раз на мгновение заглянул в глаза, озаренные болью, и понял, что не сможет жить с таким грузом на душе. Уйти из стаи ему уже не удастся, если пойти в милицию, то посадят и его тоже, а когда выпустят, клеймо убийцы и маньяка будет преследовать его всю жизнь.

Решение пришло само собой: повеситься, а в предсмертной записке написать, как все было. Пусть он не знает адресов и настоящих имен остальных, но можно указать их клички и приметы, а заодно и адрес чата, где они познакомились. Дольфа, Кабана и Графа непременно поймают, а он, младший, своей жизнью заплатит за смерть этого мальчишки.

Тем временем мальчика проворно завернули в целлофан.

- Ну что, братва, понеслась душа в рай! – крикнул Кабан, нанося первый удар.

Остальные не отставали.

Мальчика били в живот, по ребрам, по спине, по голове. Затихающие стоны глушились смехом резвящихся нелюдей. Волки загнали свою добычу, а теперь, наигравшись, методично добивали ее, рвали на куски, радуясь кровавому пиру.

Хотя, нет, это были уже не волки.

Ни одно животное на свете не может с таким упоением наслаждаться предсмертными муками себе подобного. Только люди…

- А теперь ты, Малой. – прозвучал холодный голос Дольфа. – Пора пройти крещение. Спляши-ка на нём.

- Что? – не понял младший.

- Попрыгай у него на груди. Он скоро загнется, и убить его должен именно ты. Это и есть наше кровавое крещение.

- Нет… Не могу... – младшего била сильнейшая истерическая дрожь.

- А ну, без разговоров! А то сам получишь как следует! – Пригрозил Кабан.

- Круговая порука, – со скукой добавил Граф. – Без нее никак. Ты сам должен добить его, чтобы мы были на равных и не опасались за нашу секретность.

- А может, не стоит? – пролепетал  младший. – Я и так никому ничего не скажу.

- Знаем, что не скажешь. – обманчиво-спокойно произнес Кабан, вытаскивая "финку" из кармана куртки. – Но нам так спокойнее будет. А ну, быстро! – рявкнул он приставляя нож к горлу младшего – а то еще и тебя нахуй порешу!

Словно во сне, младший встал на грудь мальчику и подпрыгнул. Сквозь ботинки он почувствовал хруст ломающихся ребер.

- Смелее! – со смехом подбадривали остальные. Для них это было концом ритуала принятия в стаю. Мыслями все уже были далеко от этого места. Дольф представлял свидание с очередной подружкой, Граф – удовольствие от новой книги модного писателя, а Кабан – очередную попойку в своей компании.

- Сме-ле-е!

Младший прыгал почти не осознавая того, что делает. Разум затянуло кровавой пленкой инстинкта хищника, пирующего на добыче, рвущего в клочья нежное сочное мясо. Матерые звери подбадривали его радостным воем. Кости уже мертвого мальчишки дробились, перемешиваясь с внутренностями. Грудь, живот, шея, голова превращались в кровавое месиво. Младший исступленно отплясывал танец смерти на теле жертвы.

- Ладно, достаточно, – сквозь пелену безумия донесся голос Дольфа. – Порезвился – и хватит. Время.

По щекам младшего катились слезы.

- Э, да наш малыш что-то расклеился. – Граф достал из кармана фляжку. – Глотни-ка коньяку. Понимаю, тебе хреново сейчас, но ты же знаешь - мы делаем это во имя общества и оно нам будет благодарно. Считай что мы – санитары. Или просто антибиотики… Ты выпей, выпей… Я ведь знаю, о чем ты сейчас думаешь. Повеситься, пожалуй, хочешь. А оно того стоит?.. Нет, друг мой... Мы все через это прошли. Сначала трудно, а потом втягиваешься и начинаешь получать кайф, покруче, чем от секса. Выпей сей божественный напиток и легче станет…

- А потом домой придешь, проспишься, и жить с утра будет уже проще. Главное, понять, что мы выполняем полезную работу, – глаза юноши горели огнем ярого фанатизма.

Младший принял флягу. Почему-то показалось, что у коньяка солоновато-металлический привкус крови.

Его, наконец, вырвало.

* * *

Пару дней спустя…

Вечер.

Кухня в квартире обычной, ничем неотличимой от сотен тысяч таких же, семьи. Хозяйка готовит ужин супругу, вернувшемуся с работы. Где-то на заднем плане бубнит телевизор:

«А теперь переходим к сводке криминальных сообщений.
Вчера в N-ском районе нашего города было найдено неопознанное тело мальчика лет 10-11 с признаками насильственной смерти. По данным предварительной экспертизы смерть наступила двое суток назад от множественных повреждений, нанесенных тупым тяжелым предметом. По непроверенным данным, это убийство относится к так называемому «Делу бомжей». Некая преступная группировка в нашем городе занимается методичным уничтожением лиц без определенного места жительства. На их счету уже десятки жертв, убитых разными способами…»

- А туда им, блядям, и дорога! – женский голос – А то развелось этих вонючек. Людям никакого житья от них нет. В транспорт от вони не зайдешь. А на улицах что творится? А вчера сука какая-то в нашем подъезде нагадила. Эх, молодцы ребята, хорошее дело делают…

©Rain